ämbivałence crossover |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » ämbivałence crossover » Bl00dy F8 » nearly witches;
| - я вампир. девчонки западают на вампиров. сумерки, вся такая херня. - это костюм призрака оперы. он не вампир. - он ест театралов. - нет, не ест. - точно ест. - я удивлён, что вы вообще в курсе, кто такой призрак оперы. |
глава, в которой парни пытаются заработать, но случайно призывают мёртвую мать клайда. |
Отредактировано Kyle Broflovski (09.10.18 20:05)
где-то на фоне он слышит крики,
слабые руки вцепляются мертвой хваткой в затупленный кухонный нож – этого не хватит – это максимум вгонит его в замешательство, с издевательской какой-то жалостью смешанное, как жалеют, должно быть, мышь, загнанную прямиком в кошачьи когти – этого по идее и по всем законам жанра попросту не может быть достаточно, но это, по большей части, ее единственная надежда, и выпускать ее из пальцев вот так легко она не собирается абсолютно точно. она разворачивается; делает пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться, хотя бы немного – это, конечно же, не помогает, но попытаться по крайней мере стоило – ступает по скрипящим ступеням осторожно, шаги собственные скрадывая в едва слышный шепот и отчаянно стараясь дышать как можно тише; кислород – единственное, что осталось ей от мира живых – достается ей в порциях ограниченных и до смешного маленьких, и биение ее сердца, такое до неприличия громкое сейчас, она знает, с каждым отдающимся внутри тысячей маленьких молотков стуком приближает ее к неминуемой смерти. жаль, у зла нет чувства юмора.
жаль, он никогда не сможет оценить это по достоинству.
она входит в комнату, закрыв глаза,
если сделать вид, что не происходит ничего из ряда вон выходящего, возможно, на какую-то долю секунды получится в это поверить,
маска на его лице как обычно ничего не выражает, когда он предсказуемо выбивает нож из ее слабых трясущихся рук.
она заходится в оглушительном крике—
эрик откидывается на диван и с тяжелым вздохом нажимает на кнопку пульта.
ему до смерти скучно – он не помнит, когда ему в последний раз было скучно в хэллоуин, а это уже охуительно плохая примета – если эрику картману скучно, обычно это ничем хорошим не заканчивается, и за шестнадцать лет его ебаной жизни южному, мать его, парк давно пора было это уяснить; дети за окном снова разбивают чье-то окно с веселым смехом и разбегаются от ругательств, пока не прилетело по лицу от рассерженной матери, и на какую-то долю секунды ему даже почти становится завидно. почти – потому что ему уже не десять, и доебываться до соседей с просьбой дать конфет в обмен на ни с чем не соизмеримое удовольствие лицезреть его бюджетную версию костюма, сшитую мамкой за пару дней в темном подвале, теперь кажется развлечением весьма сомнительного качества; жить в мире без бога и бесплатного вайфая внезапно оказывается охуенно неприятно, потому что в чем смысл, если тебе все еще не продают алкоголь и сигареты, а без них все кажется бесконечно унылым. ему-то продают, конечно – отказывать кому-то вроде него не то чтобы принято – но от самого факта все равно как-то немного обидно.
тупой хоррор по телевизору он видел уже как минимум раза три, и с каждым разом оно не очень становится интереснее.
если в самую зловещую ночь в октябре ничего так и не ухитрится произойти, он, может быть, убьет кого-нибудь, а потом и самого себя. наверное. он пока не решил.
если бы ему сейчас предложили вызвать сатану, он бы согласился не раздумывая, но сатане, он уверен, по большей части не сдалось вылезать из ада с единственной целью скрасить его будни – тебе не бывает скучно, когда вокруг бушует пламя и кричат обреченные на бесконечные муки грешники, у шекспира, кажется, было что-то про то, что ад пуст и все бесы здесь, но нихуя это не правда, так считает; в аду, как минимум, веселее в разы, и променять исходящее жаром безумие на вот эту унылую серость он лично был бы совсем не готов, дьяволу не выгодно оказываться там, где он не может более себе позволить выходить за рамки деталей.
жертвовать пьедесталом ради безликого места у подножия голгофы – как было бы безмерно глупо.
жаль, ему не выпал шанс умереть как-нибудь пораньше; на пятом кругу, скорее всего, чувствовать себя как дома получилось бы гораздо лучше.
он раздраженно пинает пустую бутылку из-под пива – она катится по полу с едва слышным звоном и останавливается у входной двери, которую его мать по старой отвратительной привычке снова не запирает за собой, уходя. затуманенный алкоголем взгляд скользит по обшарпанным обоям – фотографии, фотографии, бесчисленное их множество, немое напоминание о временах давно ушедших, индейцы считали, что фотографии забирают их души – замирает на той, что заботливо оформлена в тошнотворную рамку, потому что периодически ему нужно находить для себя же доказательства существования у него обычных человеческих чувств; кенни маккормик хмурится в объектив, пока он смеется над его тупым лицом и приобнимает за плечи.
идея появляется в его мозгу не сразу, но зато формируется с абсолютно феерической точностью.
боже, храни кенни маккормика за то, что он до сих пор остается живым.
школьная конфа в мессенджере отзывается гробовым молчанием, когда он набирает:
[20:43 31.10.2018] ericcartman: мне честно похуй, чем вы там заняты, если вас через полчаса не будет на ярмарке, я очень расстроюсь.
[20:43 31.10.2018] ericcartman: в смысле, серьезно. я знаю, где вы все живете.
они могут ненавидеть его и его планы сколько угодно, но в итоге придут все равно – это не вызывает у него сомнений ни раньше, ни сейчас, ни когда-либо еще.
***
ярмарка встречает его шумом и всполохом ярких огней, от которых ему кажется на какой-то момент, что он слепнет и в пространстве неизбежно теряется – опавшие листья шуршат под его ногами грязным ковром, и обжигающе ледяной ветер проходится по его телу болезненными укусами. он морщится и кутается плотнее в видавший виды вампирский плащ – в колорадо, блядь, холодно – позаимствованная с кухонного стола бутылка вина ощущается неприятной прохладой в его рюкзаке, и от вставных декоративных клыков немного болит голова. конечно же, он приходит на место первым; конечно же, любопытные детские взгляды не оставляют его ни на секунду, пока он пробирается через многолюдную толпу к киоску на входе; в том, что кенни его впустит, он не сомневается от слова совсем – во-первых, работать тридцать первого октября должно быть охуительно скучно, во-вторых, маккормик никогда не откажется от бесплатного алкоголя.
затянутое паутиной окошко отдается глухим стуком, когда он подносит к нему руку:
– эй, рапунцель, спусти свои локоны, – усмехается, когда видит за стеклом размалеванное под харли квинн лицо и нисколько этому не удивляется, потому что чего еще, в конце концов, следовало ожидать от кенни. – господи, блять, ну ты и вырядился.
дешевые декорации и запах дешевого алкоголя в воздухе; фантасмагория просто комическая – напоминает ему отчасти сеттинг малобюджетного фильма ужасов из разряда тех, где тупость главных героев не идет ни в какое сравнение, а не закатывать глаза к середине становится задачей просто невыполнимой – тыквы, еще тыквы, больше тыкв, подвешенные под потолком летучие мыши и пыльные скелеты в темных углах. он, честно говоря, почти ожидает, что по итогам сегодняшней ночи в лучших традициях жанра (подростки оказываются одни на хэллоуинской ярмарке, что вообще может пойти не так) кто-нибудь останется умирать с ножом, загнанным под ребра, пока выпущенный на свободу злой дух терроризирует округу под аккомпанемент из криков страха и стонов боли, но все лучше, чем сдыхать от тоски в четырех стенах ненавистного дома.
он останавливается перед палаткой гадалки, когда видит в глубине шатра знакомую рыжую шевелюру; встретить кайла здесь он не то чтобы ожидает, он о кайле в последнее время – вообще – в целом – знает до смешного мало, игнорировать его сообщения у брофловски рано или поздно входит в привычку, и ожидать иного, наверное, не приходится. но оно и к лучшему – от иронии ему почти смешно; проходит в обтянутую тканью просторную залу, опускается на рядом стоящий стул и закуривает, не сдерживая ублюдской совершенно ухмылки:
– ведьм, знаешь, раньше принято было сжигать на костре.
ему за это не поздоровится – знает – но провоцировать на злость самого главного приверженца морали от осознания этого факта никогда не переставало быть по меньшей мере забавно.
– хотя тебе-то уж точно не привыкать.
кенни где-то за его спиной облокачивается на опорную колонну и обреченно вздыхает – эрику на какой-то момент даже становится жаль, что трудоустройство маккормика эту ночь точно не переживет, но справедливости ради из всех них он больше всех понимал, на что подписывается, так что пусть потом не жалуется, нормальной жизни с ними в любой из доступных перспектив все равно получить не выйдет. бросает беглый взгляд на экран телефона и сверяет время; оставшаяся часть их отряда самоубийц уже должна как минимум быть в пути, как максимум – мерзнуть на улице в освещении ярмарочных огней. кайл смотрит на него с выражением абсолютно нечитаемым, и волны исходящей от него усталости ощущаются почти на физическом уровне; им всем, он уверен, до жути не терпится узнать, за каким хером он сюда притащился, чтобы просчитать, насколько целесообразно будет позже выкинуть его за порог, и потому с оглашением своих планов он лишний раз не тянет – затянутая драматическая пауза всегда была инструментом дилетантов:
– жаль будет, если клайд сегодня не придет, а то вызывать его мать без него как-то совсем грустно.
и с видом победителя откидывается на скрипнувшую спинку стула;
вероятность того, что кто-то может не согласиться на такой беспроигрышный план, попросту не приходит ему в голову.
Отредактировано Eric Cartman (27.10.18 15:34)
три раза в неделю ему стабильно снится, как он открывает свой школьный шкафчик. в одном разе из четырёх (по статистике, которую он не ведёт, конечно, потому что ему слишком лень, но закономерность всё равно выводится как-то сама собой) там стабильно написано что-нибудь тупое – «умри» или «скотт малкинсон - двадцать два доллара тринадцать центов», или «венди – среда – три сорок два» или нарисованы дурацкие летучие мыши чёрным маркером, так что очень хочется оторвать кому-нибудь за всё это руки – прямо во сне – это как-то не очень нормально, но всё-таки лучше, чем все эти сны про отправленные кому-то не тому сообщения. по утрам после такого он стабильно думает, что хочет завести лохматую собаку или кошку без шерсти (и ещё переехать в денвер, или в англию, или куда угодно отсюда подальше, в общем - из разряда вещей, которых он никогда не сделает), только мать, скорее всего, выкинет его вместе с этим животным на улицу и совсем перестанет давать карманные деньги. кайл решает, что жизнь получается какая-то паршивая, и всё это взросление с лучшими годами жизни – тоже полный отстой; примерно как вампирские клыки по цене пятьдесят три цента за пару штук. что-то из такого разряда – айк, отрываясь от телефона, настоятельно советует ему не проводить всю ночь где-нибудь под мостом и включить авиа-режим – чтобы не возникло желания бросить телефон под колёса автомобиля после первого же случайного звонка. всё такое.
живущая на соседней улице женщина с дворнягой каждый вечер тратит по двенадцать минут, чтобы рассказать ему о своей жизни. он каждый раз врёт, что идёт куда-то по важным делам, она каждый раз с тоской рассказывает о том, как её бросил муж, но собака всё-таки осталась, и её голос (тоже каждый раз) звучит так, будто она сейчас расплачется, и кайл понятия не имеет, вообще-то, что говорить в таких ситуациях, но всё обходится – бог, видимо, разнообразия ради решает побыть на его стороне стабильно двадцать минут в день. он почему-то чувствует себя хомячком или кем-то вроде – каждый раз, когда на него орут родители из-за денег. кто-то из придурков в классе ставит тему из «хэллоуина» на звонок и расставляет в ряд у стены тыквы; кайлу всё это кажется чем-то тупым: в его планы на тридцать первое октября входит бутылка пива и просмотр «космической одиссеи» в тридцатый раз или, в общем-то, чего угодно, что к хэллоуину не относится – посты в инстаграме и твиттере он игнорирует из принципа, от фотографий с гримом и тыкв на улицах его начинает тошнить заранее.
как и с любым праздником, он обожает время после – застывшая усталость на чужих физиономиях, набор пропущенных вызовов, если совсем пиздец – остатки рвоты в растрёпанных волосах. куча мусорных мешков возле дома. стэн, загробным голосом умоляющий их всех просто отъебаться и принести ему хотя бы пива и, только ради бога, ничего не говорить венди и его родителям. размазанная белая штукатурка на лице и проёбанная сотка баксов бог знает где. всё такое. следующие два дня, в течение которых все даже не стараются скрыть, как сильно они заебались и друг друга ненавидят.
бебе по телефону, кашляя в трубку нарочито громко, слишком жалобным голосом просит подменить её на ярмарке; кайл серьёзно подозревает, что всё это чистой воды пиздёж – он слышал что-то о тусовке у ред, на которую парней не позовут, потому что они все тупые уроды, - но почему-то всё равно соглашается. решает, что это всё от того, что у него сердце доброе и он просто человек хороший – бебе говорит ему заткнуться и безапелляционным тоном заявляет, что планов получше у него всё равно нет. кайл думает, что это, конечно, не так: у него целый список недосмотренных фильмов и три бутылки пива, с которых его, скорее всего, сразу срубит, но это не то, чем будешь хвастаться в сторис, и бебе, к тому же, - святая, и айк просит помочь ему с костюмом, и всего этого как-то слишком много и сразу, так что сил противиться судьбе у него не остаётся. стивенс, в общем, выглядит совершенно здоровой, когда пихает ему в руки подобие плаща и шляпу, желая бодрым голосом удачи и почти тут же хлопая дверцей новой машины.
кайл решает, что бог его ненавидит, но это, в принципе, не новость. немного надеется, что ему повезёт и он, по крайней мере, не встретит никого из знакомых, но в саус парке нельзя два шага сделать, чтобы не наткнуться на знакомую рожу, и вселенная, к тому же, обожает напоминать ему, что по его плану никогда ничего не пойдёт в принципе. кайл демонстративно кашляет, напяливая на глаза шляпу и пряча телефон в задний карман брюк, чтобы не вспоминать о нём больше - ладно, он думает, кенни в этом плане - самый лучший вариант из разряда людей, которых он никогда в жизни видеть не хочет (он никого видеть не хочет). говорит ему, важно кивая:
- потрясно выглядишь, - потом добавляет, подумав. - в следующий раз позови с собой, когда пойдёшь грабить местный склад ебэя.
бебе сказала, что делать, в принципе, ничего особо не надо. тряхнула волосами, поморщилась, махнула руками и пододвинула к нему коробку со всяким барахлом (пнула ногой со всей дури - та проехалась до середины гостиной, пока не стукнулась о диван), посоветовав почитать в интернете, как раскладывают пасьянсы. хотя такое, она добавила, сейчас никому не интересно. сказала: попросят погадать по руке - ври про линии жизни, катастрофы в прошлом, обычных людей и серое будущее. такое сейчас у всех. он говорит: ага. говорит: а если девушки спросят про парней, то отвечать, что все мужики - уроды. бебе хлопает его по плечу и улыбается - ага, смотри, как быстро ты всё просёк, может быть, кайл, твоё призвание - сидеть в палатке и рассказывать людям, что в прошлом они облажались, а в будущем у них ничего хорошего, потому что они серые и заурядные, в каких бы они фриков на тридцать первое число ни вырядились.
кайл думает, залезая в палатку и устраиваясь на полу вместе с коробками, которые упорно не влезают за ширму: лучше бы все просто коллективно выпрашивали конфеты. хэллоуин становится почти терпимым, когда вся деятельность сводится к раскладыванию таро по расценкам три бакса девяносто девять центов за сеанс и парой вопросов в духе это у вас там доска уиджи, ага, круто, но какое-то всё-таки обдиралово, ага, ну, что поделать, удачи в жизни, полностью согласен, друг, твоя бывшая та ещё сука, обязательно приводи друзей, ага, всего хорошего.
кайл решает, что могло быть, в принципе, хуже. мог бы быть, например, эрик картман.
эрик картман, видимо, тоже так считает.
кайл про картмана думает мало последние года три - вообще не думает, если честно, потому что эрик картман - это не личность, эрик картман - это из разряда за окнами сегодня температура в минус и ещё влажность ужасная, так что из дома лучше не выходить в принципе. в общем, последнее, с чем хочется сталкиваться - в вечер на хэллоуин, когда ты лучше бы сидел дома в компании собственных тупых мыслей, да и в любой другой день тоже.
он говорит, закинув ногу на ногу и подперев щёку ладонью:
- ого. приятно знать, что твоё чувство юмора застрелилось одновременно с гитлером.
мать всегда говорила тупые вещи вроде: просто игнорируй, - или: не надо так злиться, кайл, тебе просто завидуют. у кайла, вопреки мнению его матери, был мозг. и какая-то сомнительная гордость. причины, по которым эрик картман вообще решал, что открыть рот может быть хорошей идеей, к зависти и привлечению внимания относились мало. злости он не ощущает, но раздражение - дело привычное. добавляет устало:
- волшебный шар, кстати, говорит, что ты уёбок. и сегодня ты мог бы устроить нам всем отличный праздник, запереться у себя в ванной и побыть чуть меньшим уёбком, чем обычно, но ты и этот шанс решил проебать. потому что ты уёбок.
поднимать глаза даже не хочется, поэтому кайл так и смотрит в сторону, не пытаясь скрыть вот это вот всё - он, в принципе, никогда не думал, что если картмана игнорировать, то он как-нибудь сам уйдёт, но прямо сейчас очень хочется, чтобы так оно и вышло. бог его, правда, всё так же ненавидит, так что через пару минут повисшей тишины он всё-таки поднимает взгляд и ледяным тоном интересуется:
- какого хрена тебе тут вообще надо?
ответа он, конечно, не удостаивается, но решает - ладно. рано или поздно картману надоест и он свалит, оставив его в покое, и останется ещё надежда, что этот вечер будет не самым поганым в его жизни.
когда в палатку заваливается сначала кенни, а потом и вся остальная братия, которая по всем законам ёбаной логики должна быть сейчас где угодно, но не здесь, кайл прямо видит, как эта самая надежда помирает в муках. прямо перед его глазами. это не злость, повторяет он себе мысленно, просто он пиздец как устал, его пиздец как бесит эрик картман, всё происходящее в целом, и ещё бебе с её резко изменившимися планами и решением сделать его козлом отпущения, поэтому повторяет ещё раз, уже настойчивее и, ну, злее, хотя очень надеется, что это не особо палевно:
- какого дьявола вы все сюда притащились?
кайл, вообще-то, не особо хочет услышать ответ.
кайл, вообще-то, очень хочет, чтобы прямо сейчас все просто свалили, но что-то подсказывает ему томным голосом, что подобного счастья ему сегодня не светит.
интересуется тем же тоном, которым разговаривают с детьми, умственно отсталыми и полными психами:
- прости меня, вызывать кого?
ему не нравится тот самодовольный вид, с которым эрик картман разваливается на стуле прямо напротив него. ему не нравится взгляд, который тот то и дело скашивает на стоящую в углу доску. кайлу вообще ничего из происходящего не нравится, но его мнением, конечно, никто не интересуется.
- господи, какой же ты всё-таки урод. вы все тут уроды.
он устало откидывается на спинку собственного стула, закрывая глаза и раздражённо потирая переносицу. официально сдаётся.
Вы здесь » ämbivałence crossover » Bl00dy F8 » nearly witches;
